ждать ли им в доме весь день, и если ждать, то можно ли зажечь камин?
Сон как рукой сняло. Соглядатай вылетел из дома, ошпаренный длинным и цветистым ругательством, в котором поминались все известные теологии демоны, сам соглядатай и все его предки вплоть до десятого колена, а также предки всех тех олухов, которые сидели в засаде. Взбешенный Гюнтер забегал по кабинету.
Ему было 35, но он уже начал седеть: чертова работа. И если бы все зависело только от него — но приходится работать с совершенно непроходимыми тупицами! Можно ли зажечь камин! А про каминную трубу мозгов не хватило подумать? Кретины! Может еще пирушку устроить да менестрелей пригласить? Просто кошмар какой-то. Он-то думал, что хоть в столице работники получше, а оказалось, такие же бездари. Гюнтер был до того зол, что даже забыл, что в засаде сидят исключительно его люди из Зальцбурга.
Второе послание принес какой-то старый служака — Гюнтер даже имени его не помнил. Он сообщил, что полчаса назад на окраине Вены найден труп генерала фон Цубербилера, убитого ударом ножа. Ни денег, ни оружия при генерале не оказалось.
— Грабители! — высказал свое мнение служивый и жадно покосился на кувшин вина, стоящий на столе, — совсем обнаглели, почитай средь бела дня лютуют!
Гюнтер кивнул головой, старик налил себе в кружку вина, выпил, крякнул от удовольствия и удалился.
Злость Гюнтера уже прошла. Известие о смерти фон Цубербилера одновременно и обрадовало его, и насторожило. С одной стороны, он недолюбливал имевшего большое влияние генерала. Однако… Теперь придется расследовать это убийство, а у него и так дел невпроворот: Манон, Треплиц… Куда запропастился этот старый индюк? Неужели снова перехитрил? И теперь, вместо казавшегося таким легким ареста, за Треплицем придется гоняться по всей Европе. А он так нужен — кто кроме него знает где Манон? Надо срочно перекрыть дороги…
Гюнтер налил себе вина из кувшина, стоявшего на столе, и жадно отпил из чашки. Вино горчило. «Странно, — подумал он, — отчего такой привкус?» И внезапно вспомнил имя старого служаки… Перед глазами все поплыло и Гюнтер медленно опустился на пол.
70
18 июня, 10 часов утра
Ничем не примечательный одноэтажный домик стоял в глубине сада на окраине Вены. На несколько мгновений Треплиц замер у двери, как будто не решаясь войти, но затем решительно постучал и замер в ожидании. Дверь не открывали долго. Наконец, она отворилась, и в темном проеме показался пожилой худощавый господин в надвинутом на глаза капюшоне. Треплица он узнал сразу и слегка кивнул, приглашая пройти в дом.
В просторной и совершенно пустой комнате царил полумрак, горела лишь толстая высокая свеча перед большим распятием. Человек в капюшоне молча указал Треплицу на простую деревянную скамью у стены.
— Вы запыхались, мой друг, — тихим голосом сказал он.
— Возраст, — пожал плечами Треплиц.
Ему никогда не нравился этот аскетичный старик — руководитель провинции храмовников в Вене. Про него ходили жуткие слухи и их несколько встреч в бытность барона на посту главы секретной службы, оставили самое неприятное впечатление. Но решение было принято и отступать было поздно. Труп генерала наверняка найден, дороги перекрыты, интересно, жив ли еще Гюнтер?
— Вы знаете мой статус? — поинтересовался Треплиц.
— Желанный Гость Храма, — чуть скривив губы в едва заметной усмешке так же тихо произнес хозяин.
Барон позволил себе улыбнуться в ответ.
— У меня важное, — он сделал паузу, выделяя слово «важное», — и очень срочное сообщение для Великого Магистра.
Старик в капюшоне внимательно посмотрел на Треплица:
— Я вас слушаю.
— Но не понимаете, — чуть раздраженно ответил тот. — Мое сообщение только для Великого Магистра, — Треплиц сделал привычную паузу и добавил, — от этого зависит судьба Священной Империи.
— Чего же вы хотите от меня?
— Укрытия, — глядя прямо в глаза старика, заявил Треплиц, — я знаком с тайным шифром Ордена, — лицо хозяина непроизвольно вытянулось, — и азами алхимии. Отправьте мое письмо голубиной почтой и обеспечьте надежное укрытие до того, как придет ответ…
Часть восьмая
71
17 июня 1241 года, 11 часов утра
Последнюю неделю младшему гуунтеру хельветской секретной службы отчаянно, просто безумно не везло. Все летело кувырком, вставало с ног на голову, трещало по швам… Старая карга Судьба язвительно гримасничала и показывала свой противный сморщенный язык. Отправился в церковь — срезали кошелек с месячным жалованием. Заскочил на службу оформить донос — получил нагоняй за отсутствие должного усердия. Вернулся домой, заглянул в соседнюю конюшню — застал жену с конюхом. Хотел тут же заколоть негодяя, поскользнулся и угодил головой прямо в неубранную кучу навоза. Конюх сбежал. Жена прекратила истерично реветь и начала истерично смеяться. Умылся, вяло поколотил жену, сел ужинать с детьми, глядь, младшенький — ну вылитый конюх! Как раньше не замечал? Старший, слава Господу, совсем другой. Но если подумать, так на бывшего повара смахивает.
Теперь вот это дурацкое задание, от которого ни чинов, ни денег… Какой-то идиот донес, что в Богом забытой деревушке на границе с Империей местный лекарь Ахногель Гриппиус занимается изготовлением фальшивой майолики. Дурость какая — лекарь и майолика! Конечно, никакой майолики у этого Гриппиуса не оказалось — ни фальшивой, ни настоящей. Просто у соседей козы попередохли, которых Ахногель со своего огорода гонять замаялся — вот и вся майолика. Только задницу от долгой езды отбил.
Сам лекарь оказался человеком весьма учтивым, угостил гостя «сладким льдом» собственного приготовления, предложил отдохнуть денек-другой перед обратной дорогой, подлечить… э… больное место специальными мазями. И вот теперь они неторопливо закусывали, разбавляя тихий летний день вином и беседой. Болтал, правда, больше сам Ахногель. А гуунтер вполуха слушал местные деревенские сплетни. О том, как лет пять назад поймали настоящую ведьму — в канун святого праздника Пасхи наслала понос на полдеревни. О том, как деревенские девки пытались кузнеца приворотным зельем опоить. О том, какое несчастье случилось с молодой знатной парой… О, пожалуй, это стоит послушать внимательнее.
— Приехали они сюда уж месяца как два, — продолжал Гриппиус, — по всему видать, знатные господа. Молодые оба, должно быть, поженились только. Да тайком от родителей, так подозреваю. Я-то у них часто бывал, — доктор печально вздохнул, — молодой господин очень хворал. Лихорадка его мучила, да странная какая-то: временами вроде бы на поправку идет, а затем снова еле жив. Слыхал я, что в сарацинских странах такая болезнь водится. Короче говоря, помер он намедни. Вчера похоронили на нашем кладбище. А она, как увидела, что муж сподобился, так
